«Камо грядеши?» – этот вопрос адресовал зрителям орловский театр «Русский стиль»

Муниципальный театр имени М. М. Бахтина «Русский стиль» несколько лет ведёт историко-культурологический проект под названием «Россия – ХХ век». Так, в год столетия Октябрьской революции в рамках проекта орловскому зрителю показали «Оптимистическую трагедию» Вс. Вишневского.

А свой новый, 26 сезон, театр открыл в 2019 году постановкой по пьесе Николая Эрдмана «Самоубийца», имеющей трудную сценическую судьбу (она была запрещена в 1932 и опубликована только в «перестройку»).

… «Земля, земля, весёлая гостиница

для проезжающих в далёкие края»

Это раннее стихотворение Николая Эрдмана может послужить развёрнутым эпиграфом к его пьесе: в нём есть и завязка конфликтного выбора между жизнью и смертью, и иронический тон. Отвечая на закономерно возникающий вопрос «Разве можно о смерти говорить языком комедии, анекдота?» – драматург словно напоминает знаменитое: то, что однажды в истории случается как трагедия, повторяется в виде фарса…

Артисты и сыграли невозможное: комедию абсурда со смертельным исходом. Грустную историю о маленьком человеке начала 30-х годов ХХ века. Фарс по поводу сакрального (во все времена) ухода человека в мир иной – как яркую примету «безбожного времени большого сдвига», которому и посвящено произведение.

Первая премьера сезона предложила орловцам погружение в историю времён НЭПа, когда спекуляция лозунгами и торговля «всем и вся» стали питательной основой для появления в это время «совбуржуев» и «совмещан». Отличительные их черты – торжествующая пошлость, заплесневелый мирок инстинктов и ненасытность.

И пусть эпоха индустриализации уже начинает грохотать по стране и ворочать массами людей на Транссибе, Днепрогэсе, Магнитке, Уралвагонзаводе (и ещё на тысячах новых строек) – это «где-то далеко» и «параллельно» жизни столичных обитателей этого коммунального угла.

…восстание обывателя

Про восстания гладиаторов история знает, а случаются ли восстания мещан? Есть теория, по которой всё человечество подчиняется «закону пропорций»: 5% любого общества во все времена составляют идеалисты, герои, праведники, вожди и реформаторы; ещё 5% – законченные негодяи и циники; но большинство (90%) – обыватели-середняки. В принципе, гибкие и компромиссные, чаще «довольные собой, своим обедом и женой», временами колеблющиеся то в одну, то в другую сторону, но, когда это мажоритарное большинство восстаёт, подогреваемое пассионариями, мир содрогается. Изобретаются гильотины, газовые камеры и бессудные люстрации. Восстание обывателя – самое страшное, что может случиться с миром.

Как артисты театра «Русский стиль» сценическими средствами показывают такого обывателя из «коммуналки»? Квартиры, где «быт» общий: шепотки и шорохи, подглядывание и подстукивание, скандалы и разборки… А «бытия» (в его философском, экзистенциальном виде) нет вообще. Жильё коммунальное, то есть коллективно-социальное, но обитатели – с веками неизменными грешками, психическими вывертами и мещанскими вкусами.

Мы наблюдаем души спящие, только с первоначальными признаками народившейся жизни: уже ходячие, кричащие, много жующие… Ищут работы, лёгких денег, сытости. Имеют право.

Перед нами, в представлении Эрдмана, лишний человек эпохи грандиозных реформ. Семён Семёнович Подсекальников. Индивидуум.

Обыватели показаны гениально: как тени, маски, как Не Вполне Проявленный Человек – существо из-за замочной скважины, из-за портьеры (режиссёр-постановщик спектакля – художественный руководитель театра Валерий Симоненко).

Вот Семён лается с женой из-за куска ливерной колбасы, схомяченной под подушкой. Вот жена и тёща заботливо хороводятся вокруг него, сосед устраивает подписку, чтобы исполнить мечту безработного – купить ему инструмент, бей басовый геликон. Все его жалеют, все спасают.

На предположение, что в жалобах Подсекальникова звучит «контрреволюция» (роль Аристарха Доминиковича Гранд-Скубика играет Е. Безрукавый, он же Воланд – ещё один отсыл к нашему читательскому опыту), Семён Семёнович приходит в ужас: «Боже вас упаси. Разве мы делаем что-нибудь против революции? С первого дня революции мы ничего не делаем. Мы только ходим друг к другу в гости и говорим, что нам трудно жить. Ради бога, не отнимайте у нас последнего средства к существованию, разрешите нам говорить, что нам трудно жить. Ну, хотя бы вот так, шёпотом: “Нам трудно жить”. Товарищи, я прошу вас от имени миллиона людей: дайте нам право на шёпот. Вы за стройкою его даже не услышите, уверяю вас. Мы всю свою жизнь шёпотом проживём».

Создатели спектакля, похоже, намеренно подселяют в «нехорошую квартиру», обиталище средне-нормального и трусоватого Подсекальникова, ещё и булгаковского Воланда со свитой (подразумевая, что в истории этого советского мещанина без нечистой силы не обошлось).

И на глазах зрителя этот средней руки домашний тиран в результате череды абсурдных ситуаций становится своего рода глашатаем советских мещан. И готов возглавить протест всех недовольных новой экономической политикой. Об этом и пьеса. Тот Великий Немой (глубинный народ, который обычно безмолвствует) получил у Эрдмана при стечении обстоятельств и голос, и облик, и переменчивый характер.

 …«страна мечтателей, страна героев»

Эрдман играет говорящими фамилиями: не случайно есть у него Пугачёв (но мясник, представитель торговли – артист В. Верижников); есть Серафима в образе тёщи, совсем не «ангел», никого не спасает (А. Аленчева); есть Клеопатра, замужняя дама с «низкой социальной ответственностью» (Т. Иванюк). Да и имя главного персонажа – Подсекальников – не без намёка. Социализм, с очевидностью для автора пьесы, может победить, «подсечь» обыватель: «Обыватель жил, обыватель жив, обыватель будет…»

И тогда провозглашённая как цель, как маяк для всего мира Страна Мечтателей, страна Героев на один щелчок будет трансформирована в Страну Культа Колбасы. Такова мощь эволюции против всякой революции.

А чего мы хотим? Обыватель не может всю жизнь «расти над собой», в поисках лучшего в себе, стоя на цыпочках, вглядываться в высокое Небо. Некомфортно. Только вперишь взгляд – кто-нибудь ушлый уведёт твою колбасу…

Мне кажется, Эрдман суетой именно вокруг ливерной колбасы спародировал миф о Прометее. Выстраивается ассоциативный ряд: ливер – печень – Прометей – герой. И уже рой не орлов (как в мифе), а обывателей подсекальниковых (как в real жизни) веками слетаются клевать печень героя. Любого, кто умеет добывать для людей огонь. Разве не так?

…пять картин из жизни безработного

Пять картинок из жизни безработного Семёна Подсекальникова, и исследование его шансов вырваться из унизительных обстоятельств проходят перед зрителем. Герою (артист С. Саньков) предстоит психологически очень тонкая игра с переходами из одного настроения в другое, от одной мировоззренческой парадигмы – к другой, от решения «ну вас всех – буду стреляться!» – к выбору «жить, во что бы то ни стало!»

Сначала зритель видит неудачника, законченного эгоиста, подвизгивающего в истериках. Его одинаково раздражает всё: забота и внимание, слова и жесты. В этой части его лучше играть как пациента ожогового отделения: куда ни прикоснись – везде больно.

Но увидев, что череда анекдотических совпадений, а главное, «коллективное мнение» записало его в число желающих кончить счёты с жизнью, Подсекальников, как человек легко внушаемый, подпадает под это влияние. «Получить сатисфакцию от жизни» нереально. Попытки найти опору в ответе «Для чего жил?», ничего не дают. «Жить для статистики» его больше не прельщает. Кульминация непонимания – «разговор» с глухонемым (Д. Косенков), а фактически, очередное «быть или не быть». И, ещё вчера не думавший «ни о чём таком», Семён решается…

«Всё разбито… все чашечки… блюдечки… жизнь человеческая. Жизнь разбита, а плакать некому. Мир… Вселенная… Человечество… Гроб и два человека за гробом, вот и всё человечество». Так в трагическую минуту видится одиночество. И хотя на сцене символический «паровоз, летящий в коммуну», то есть в человеческую общность, но люди одиноки в столкновении со своими персональными проблемами. Теория, как всегда, хороша, но здесь рулит «коммуналка»…

Почуяв запах смерти, к нему стекаются некие личности, желающие использовать момент с выгодой, сделать её «идеологической». Покойник «выгоден» торговле, недовольной интеллигенции, обиженному представителю культа. И даже неистребимым мамзелям, которые хотят разыграть драму ревности перед богатым любовником.

В пьесе это маски – гротескно представленные обобщения. Даже название бюро похоронных услуг «Вечность» звучит издевательски в мире, декретно объявленном в то время безбожным.

Комедия Эрдмана очень хорошо рифмуется с современностью. И эта толпа очень похожа на сегодняшних назойливых торговых агентов и идеологических пропагандистов, владеющих 1001 приёмом манипулирования и одурачивания. Как только складывается хор, поющий дифирамбы, а в ход идёт набор революционной лексики 30-х годов и ВЕЧНАЯ ЛЕСТЬ – капкан обольщения захлопывается.

Пустоту так легко убедить, что она бездонна! И вот уже новый кульбит: Семён Семёнович, проникшийся значимостью, обретает командный голос. «Молчать, когда колОсс с колОссом разговаривает!» – рычит он. Готов высокомерно поучать (привычный эффект «из грязи – в князи»): «передайте Самому Главному, что я Маркса читал, и он мне не понравился!»

В последних сценах прощального пира и «отпевания» – Подсекальников, пожалевший о своём согласии, похож на бесхребетное тело, забытую вещь, пьяное бревно, предмет мебели, пустое место, пожухлый листок. Его уже не берут в расчёт, Соблазнители и Провокаторы расслабились на любимой теме – вкусно пожрать за чужой счёт. Кстати, прощальный пир обречённого на самоликвидацию (с цыганами, обильными яствами) – вновь демонстрирует приём пародии. В этот раз – на трагический уход из жизни римского патриция Петрония, блистательно описанный Г. Сенкевичем в историческом романе «Quo vadis» («Камо грядеши»). И вопрос «куда идёшь?» в отношении Подсекальникова звучит уместно, как классическое предложение задуматься: правильна ли твоя жизнь, человек, верны ли твои жизненные цели?

И весёлые для всех (кроме него) похороны – тоже пародия, теперь уже на «Смерть Ивана Ильича» Льва Толстого, а «оживший мертвец», наслушавшись лицемерных речей, только теперь понимает: «Как хорошо жить! Просто жить!». Оказывается, «за полчаса до смерти… Вот когда наступает настоящая жизнь!»

… репрессированный или репрессирующий текст?

Николая Эрдмана сравнивали с Гоголем современности, он обладал несомненным талантом любую тему подать без лакировки (доказательство – «за» советские» фильмы по его сценариям – популярные «Весёлые ребята» и «Волга-Волга»). Он был запрещён в 1932, арестован в 1933, награждён Сталинской премией в 1951. А пьесу «Самоубийца» впервые опубликовали на русском языке только в 1969, за год до его кончины, и то за границей.

Была ли много лет запрещённая пьеса «Самоубийца» для него антисоветской? После спектакля каждый ответит на этот вопрос сообразно своему мировоззрению. Думаю, её можно прочитать и так. А можно – как манифест обывателя, тип которого, только слегка «переодеваясь», живуч во всех веках у всех народов. Подобно тому, как из некоторых домов немыслимо вывести тараканов, так и живучее мещанское племя (торжество желудка, ненасытной глотки, самовлюблённость куцых взглядов и скудости духа) невозможно вывести из человеческой породы.

Отсюда эта полифония смеха. Смеха сквозь слёзы.

Важно устроившись, пишет Семён завещание. А что оставляет человек после себя? «Портсигар и демисезонное пальто… Отправить брату в Елец». Чашечки и блюдечки перебил сам – чтобы не достались ненавистным домашним.

«А что оставили стране после 10 лет революции ленинцы – нэпманов, новых крохоборов и голодных капиталистов? – словно спрашивает шёпотом «коммуналка».

«Разве может в России не быть работы? Столько дел в стране, и работы нет?» – удивляется тёща безработного. А жена (артистка Л. Литвиненко) находит простой ответ: «Места есть, а протекции нет».

А вот интересуются, готовясь к похоронам (!), обывательницы: «А какие груди – маленькие или большие – носят нынче в Париже?» Ответом удовлетворены: «А это по средствам, у кого какие деньги…» (1928 г).

У меня есть ощущение, что пьеса Николая Эрдмана была очень внимательно прочитана на политическом уровне. И по каждому пункту представленного драматургом «обвинения» были приняты реальные и системные «организационные меры».

Например, у Эрдмана звучит такое обращение в зал: «Люди и члены партии! Посмотрите в глаза истории!.. Интеллигенция – соль нации, и если вы не поддержите её, вам нечем будет посолить ту кашу, которую вы заварили…». А разве оно не было услышано? Совпадение (или резонанс?): в 1934 – создан Союз писателей страны, своего рода профсоюз по защите прав талантов, «раздаче слонов и материализации дУхов». Творческий люд посадили за один стол с власть предержащими. В 30-ые годы прошло несколько громких акций по разгрому подпольных борделей (вспомним документальные рассказы Льва Шейнина, деда нынешнего ведущего 1 канала). Даже номенклатурную верхушку, вполне уже проворовавшуюся и разложившуюся, начали гласно и массово судить за «моральное разложение».

… литературная «коммуналка»

Кажется, вся мировая литература поселилась в этой пьесе. Эрдмановского Подсекальникова могли бы звать Акакий Акакиевич – «маленький человек» из гоголевского гениального прозрения (повесть «Шинель»). Обывателями густо-теснонаселён роман Булгакова «Мастер и Маргарита» (та же эпоха, что у Эрдмана – конец НЭПа с наипошлейшими типажами и их отрыжкой недомечты о беспечальной жизни).

Мы слышим голос Смердякова из «Братьев Карамазовых»: если Бога нет и нет вечной жизни на том свете – значит «всё дозволено» на этом! К запрещённому в ранне советское время роману «Бесы» отсылает и другой пародийный монолог Подсекальникова (у Достоевского студент-философ Кириллов, назначивший час собственной смерти, произносит трагическую программную речь о своей полной свободе).

Литературных разочарований НЭПом к этому времени наберётся большая книжная полка. Уже сатирически гневно высказался Маяковский («Прозаседавшиеся», «Клоп», «Баня») и в продолжение оптимистической поэмы «Хорошо» задумал поэму «Плохо». Засомневались в светлом будущем Замятин, автор фантастической аллегории «Мы», и Андрей Платонов, и Зощенко, Ильф и Петров.

Эрдман актуален в 30-ые, но он современен, увы, и сегодня.

…обыватель – это человек

с более сильным «кишечным мозгом»?

Неужели все писательские «фантазии» о том, что у некоторых людей центр счастья и удовольствий может находиться исключительно и «во-первых» на обеденном столе, что у части людей именно желудок диктует (контролирует) моральность или аморальность их поступков – вовсе не фантазии, а теперь научный факт?

Недавно СМИ сообщили об исследованиях австралийских учёных: найден второй «мозг» в теле человека. И находится он… в кишечнике, сообщили РИА новости с подачи Science Alert. Эта нервная система (миллионы нейронов, не подчиняющихся «голове») работает автономно от центральной нервной системы человека (ЦНС), состоящей из головного и спинного мозга. «Это на самом деле сам себе мозг; желудочно-кишечная автономия», – заявил профессор университета из Австралии Ник Спенсер. При этом «кишечную нервную систему» можно назвать и «первым мозгом», поскольку в ходе эволюции она появилась у людей раньше.

У обывателя играет аппетит на ливерную колбасу (как у Семёна Подсекальникова), но нет «аппетита на духовную жизнь» (на социальную реализацию по высшему порядку записанных на скрижалях добродетелей). А уж тем более – нет запроса на героизм и жертвенность во имя других.

«Товарищи, я хочу есть. Но больше, чем есть, я хочу жить. <…> Как угодно, но жить. Когда курице отрубают голову, она бегает по двору с отрубленной головой, пусть как курица, пусть с отрубленной головой, только жить. Товарищи, я не хочу умирать: ни за вас, ни за них, ни за класс, ни за человечество, ни за Марью Лукьяновну».

… увечье души или нормальность?

На сцене театра мы увидели комедию без героев, побывали в «коммуналке» среди обывателей из 30-ых. Узнали себя и знакомых?

Лично я ещё раз утвердилась в своём убеждении, почему социализм не победил. Не потому, что идеи плохи (всеобщее братство, социальная защищённость, бескорыстная помощь ближним, сознательный труд с полной отдачей, кристальная честность), а потому, что мы, люди, не доросли до таких ценностей. О чём и предупреждал, кстати, теоретик социализма Плеханов, увидевший преждевременность революции социальной, если не произошла революция духа.

Что спасёт душу обывателя от эгоцентризма? Воспитание? Просвещение? Культура? Общественное мнение? Мода? Превращение в сытого Потребителя? Или политика «кнута и пряника»? Пьеса оставляет много вопросов после просмотра и снова зовёт в театр. 

КСТАТИ

…премии и букеты

к открытию театрального сезона

По окончании премьерного спектакля представители законодательной ветви власти М. Вдовин и В. Савин, пожелав коллективу хорошего сезона, поблагодарили коллектив театра за патриотическую позицию, а художественному руководителю театра, заслуженному артисту России В. Симоненко вручили памятную медаль.

Глава администрации Орла А. Муромский вручил по итогам прошлого театрального сезона муниципальные премии Л. Литвиненко, А. Галуцких и А. Липову. Ежегодные театральные премии им. М.М. Бахтина за преданное служение театру получили Г. Кирилина, Т. Симоненко и Л. Студенникова.

Подписывайтесь на ОрелТаймс в Google News, Яндекс.Новости и на наш канал в Дзен, следите за главными новостями Орла и Орловской области в telegram-канале Орёлтаймс. Больше интересного контента в Одноклассниках и ВКонтакте.