Орёл инфицировала тарабарщина, или Абсурдные размышления о тиграх

Вместо фельетона…

Данная публикация – всего лишь плод фантазии её автора, навеянная последними высказываниями и событиями, происходящими то ли во сне, то ли наяву…но в месте, очень напоминающим наш Орёл. Ну а если многие из цитат, приписанные главным героям, показались вам знакомыми, то это всего лишь плод вашего воображения.

То, что сейчас происходит в городе, иначе как театр абсурда назвать не получается. Карлики, одноногие великаны, странные и чудовищные животные, сошедшие с картин Анри Тулуз-Лотрека, под громкие аплодисменты  каждый день дают представление. Зрители, покидая цирковой шатёр, доедают остатки сладкой ваты и наперебой обсуждают увиденное. Вот прошла грузная дама с классической маленькой собачкой, её особо впечатлил номер с клоуном-лилипутом. Дама довольна. Рядом плетутся её муж и сын, эдакие представители интеллигенции, которые, по своему внутреннему убеждению предпочитают по большей части молчать и, тоскливо размышляя, выпускать в воздух густые клубы дыма. «А ты ляпай, но ляпай уверенно, у них это называется «точкой зрения»», – бормочет дамочка, вызывая своих домочадцев к дискуссии.

– Мне кажется, тигр сегодня был уставшим и каким-то потрёпанным, что ль, – поддавшись очередной провокации со стороны супруги, начал, было, Марк Потапович.

– Не говори глупостей, Марк. Тигр, как тигр, какой есть. Он каждый день выходит на арену и совершает немыслимые кульбиты.

– Мне, конечно, могло показаться, но на секунду я увидел в его глазах желание наброситься на сидящего в первом ряду джентльмена в шляпе. К тому же, тигр ещё ни разу не осмелился перепрыгнуть через горящее кольцо, а ведь именно ради этого трюка мы каждый вечер ходим в цирк.

– Марк, ну что за глупости ты говоришь? Откуда у тебя вообще возникла мысль, что тигр кому-то что-то должен? Цирк – это не место, где можно что-то заявлять. К тому же, номер с «говорящим хищником» поставил великий Жан-Морис Лежеус. Он много раз выступал с похожими фортелями и везде имел успех. Неужто ты возомнил себя выше мэтра?! И смотри – не напиши об этом в своих «Вестях»! Выйдет очередной конфуз. Мало тебе, видимо, досталось за статью о заражённых в цирке гимнастах, которые, как оказалось, сами прыгнули выше купола и там подхватили инфекцию. И ещё скажи спасибо, что директор не стал обращаться в суд.

– Помилуйте, Степанида Ивановна, да ведь гимнасты сами поделились с «Вестями» этой историей, – подавившись очередным вдохом табака, прокашлял Марк Потапович.

– Мало кто, что и где говорит? Я вдаваться в подробности этой «детективной истории» не собираюсь, – всей массой своей пышной груди парировала Степанида Ивановна. 

Демонстративно поморщившись от очередного смачного кольца дыма своего мужа, она продолжила:

 – Но вы только посудите, насколько сегодня был блистателен лилипут! Как искусно он вращает обручи и выкручивает свои малюсенькие ручки! Но мой самый любимый момент наступает, когда в зале зажигаются рампы и лилипут начинает общаться со зрителями. Обожаю его прононс, тихий тембр и едва разборчивые «Вуаля!». И откуда в этом заграничном крохотном артисте столько бравой мощи?! Это ж надо: ему из зала вопрос «про пошив костюмов для цирковой труппы», а он и усом не поведёт, –  и «про погоду». И всё своими ручками обручи крутит… Ему про «велосипед для медведя», а он – про «хромоногую кобылу» анекдотец. И ведь хохоту в зале! Вроде, и не ответил ничего, а публика аплодирует.

Худощавый юнец, всё это время молчаливо пожёвывающий редкую поросль над верхней губой, вдруг не выдержал и с напором, присущим его возрасту, вмешался в диалог между отцом и матерью: 

– Да не смеялся там никто! Только Вы, мама, да конферансье, который всегда наблюдает за выступлением из-за кулис! Сто раз видели этого клоуна-лилипута и всегда смеётесь в одном и том же месте! Ну, право, же глупо! Глупо и совершенно не смешно! И откуда только столько зевак в этот цирк каждый вечер набивается?!

– Алёшенька! Ты бы поменьше со своими коллежскими товарищами общался, да поменьше бы отцовские «Вести» читал! Сколько раз говорила тебе: все мы не из Космоса, Алёша, появляемся в Цирке! Раз люди ходят – значит, им нравится!»

Марк Потапович в предчувствии надвигающейся бури в лице супруги, решив сменить тему для вечернего променада, пнул тростью валяющийся аккурат на их пути пакет, небрежно выкинутый кем-то из посетителей цирка, и воодушевлённо заявил: 

– Ну, надо же, центр города! А такая грязь! Вон ещё и забор  сломали! Ну нет же ничего проще: повесили бы таблички какие-то запрещающие. Ввели бы режим «противовандальный», наконец. Да штрафовали бы, да поприличнее, в размере месячного жалования, глядишь мусорить бы и перестали. Надо обратиться с этим вопрос…, – не успел договорить Марк Потапович, как его звук уже поглотила не на шутку раздосадованная Степанида Ивановна. 

– Штраф?! Режим?!! А ещё интеллигентный человек! Какую бы палку вам не придумали, это не будет ограничением для того, чтобы наш-то человек, да и не намусорил! Алёшенька, ну хоть ты скажи своему глупому папаше, что наша собственная городская чистота зависит только от нашего отношения к ситуации! Вот взять, к примеру, штраф в 30 тысяч рублей – это адекватная мера за выброшенный конфетный фантик?! Да нет! Просто нужно либо покупать конфеты без фантиков, либо есть их сразу с фантиками, тогда и платить не придётся!.

Алёшенька, бросив незаметный взгляд в сторону отца, сделал вид, что поправляет штанину, и на миг отстал от безумолку вещающей «маман» и одурманенного бесконечными глупыми спорами папы. Фигуры постепенно удалялись, а вместе с ними меркла череда пустых слов и густого отцовского табака.  Наваливалась тоска. 

«Вот если бы бросить всё и махнуть с товарищами к морю… Пустое…пустое», – сам себе отрезал Алексей. Он с грустью посмотрел вдаль, на своего выдающегося отца. Прекрасный литератор, ведущий колумнист. Он шёл рядом с женщиной, которую безмерно любил и прощал ей многие слабости, в том числе, ежедневные походы в Цирк. Марк Потапович всегда верил в забористый табак, в свои «Вести», в непременную утреннюю чашку крепкого кофе и в то, что Цирк очень скоро уедет. Алексей встал, вдохнул полной грудью майский воздух и пошёл покупать билеты на вечернее представление. Ведь он тоже любил мать и тоже верил…