Воспоминания секретного агента, или После прочтения сжечь
Орловские истории для взрослых всегда вызывают интерес у читателей «Орелтаймс». И вот к нам обратился бывший сотрудник спецслужб Юрий Мельников со своими воспоминаниями. Мы почитали. Сразу скажем: это не формат нашего проекта. Более того, его рассказ точно не надо читать молодым – всё равно вряд ли поймут! Однако… Однако тема, язык и – опять же – истории, которые ещё недавно происходили за толстыми стенами «секретных домов» нас не могли оставить равнодушными. И мы рискнули нарушить формат.
Но прежде, чем познакомить наших читателей с рассказами «спецслужбиста», представим его.
После окончания вуза – служба в КГБ и МВД СССР, ответственные зарубежные командировки. Затем продолжил карьеру в МВД России, которое возглавлял ещё Виктор Ерин. Он и назначил Юрия Александровича Мельникова начальником Интерпола России. Должность генерал-полковника занял майор Мельников, став в 39 лет самым юным начальником главка. С 1999 трудится в новой ипостаси, находясь в разных частях света…
Как из меня делали бюрократа
По окончании альма-матер попал я в Организацию, которая занималась очень серьезными вещами. И цена слова, даже ударения в слове, не говоря уже о запятых и прочих многоточиях, была крайне высока.
В отделе, куда меня определили, работали (как и во всей Организации), «спинжаки» и «хренчи». Спинжак – лицо гражданской принадлежности, а хренч – военнослужащий. Нас было двое – Мария Васильевна, которая работала в этой структуре с момента её образования в далёком 1953 году, и я – новоявленный рекрут. Остальные – матерые и не очень офицерА.
Из числа офицеров мне выделили наставника, дабы обучить искусству бюрократической каллиграфии. Помню фамилию. Приходько. Красивый был полковник. Высокий лоб, крупное лицо. Ильичёвские глаза с хитринкой, унаследованные от этнических кровей. Необычайно вкусное чувство юмора и лукавство. Сотрудницы женского пола вокруг него вились с придыханием.
Забавная деталь: возвращаясь после посещения различных структур Организации, он последние шаги по коридору до двери нашего отдела делал в ускоренном режиме. Сбивал дыхание. И всегда заходил в отдел запыхавшись – демонстрируя высокую степень горения на работе. Хитрован.
И вот я подготовил первое своё письмо в другую очень важную Контору. Для черновиков (рукописных, естественно) использовался секретный блокнот с пронумерованными страницами. За каждую страничку черновика надо было отчитываться. Контроль и уровень секретности были чрезвычайными.
«Сов.секретно. Экз.№», – читает полковник мой черновик. И я получаю первую похвалу: «Толково!». Крылья на спине начинают прорастать. Потом в руки берется простой грифельный карандаш, и от моего опуса остается только подпись.
Там было-то всего два абзаца, типа «Направляется для Вашего рассмотрения то-то и то-то», тривиальная сопроводиловка. И даже этот примитив он преобразил в маленький шедевр. Я был в восхищении.
«Словам должно быть тесно, а мыслям просторно», – напутствовал меня полковник.
Впрочем, я оказался не совсем плохим учеником. Вскорости наши уроки прекратились. Азы я освоил.
Надо было переходить во второй класс. Писать шифровки.
Шифровки всегда пишутся в специальном кабинете (референтуре) под надзором особо обученных волкодавов. За любое нарушение инструкции и правил пятки сразу к затылку приварят. Ты должен прийти в помещение только с мыслями в голове. Получаешь пронумерованный листочек папиросной бумаги строгой отчётности и пишешь текст из головы. Предварительно продумав. А если это большое сообщение с деталями? А если внесутся правки потом в твой текст? Переписывать по новой? Расход гусиных перьев и пергамента потом из зарплаты вычтут…
Ухищрениям и определенным вольностям (на которые волкодавы снисходительно закрывали глаза в отношении «старичков») я обучился позже. Вступив в разряд профессионалов. Пока же надо было научиться работать бритвой.
Для срезывания текста с папиросной бумаги и без сотворения на этой бумаге дырок использовалась только «Нева» (Хеба, читая по латинице, как мы и называли это чудо в своих разговорах – «Дай хебочку»). Тонкая и чрезвычайно гибкая. «Жилет» был толще и хрупкий, как чугун.
Сгибаешь половинку лезвия в пальчиках и по микрончику срезаешь написанный пастой текст. Не дай Бог текст написан чернилами. Караул и полный пердимонокль.
Искусство каллиграфии китайцев в нашем случае стоит строго в стороне и курит бамбук.
Этому искусству меня обучал уже другой офицер. Хотя все владели этим мастерством, но Валера Третьяк был просто МЭТРОМ. На моих глазах он филигранно и без всяких дрожаний руки срезал полную строку и вписал новый текст. Мастер-класс был высочайшего уровня.
О важности умения владеть Хебой мне также поведал начальник отдела, Виталий Николаевич Костыненко. Светлая ему память и сыновний поклон.
Как-то после завершения весьма сложного проекта мы остались в кабинете вдвоем. У меня были куплены апельсины для первого моего сына. И вот с этой авоськой я появляюсь в кабинете и прошу разрешения отбыть домой. Виталий Николаевич царственно останавливает меня и указывает на стул, открывает сейф и извлекается бутылка шикарного коньяка. «Давай сюда твои апельсины. Пригодятся. Отметим запуск наших документов», – приказывает начальство.
Много мы не пили, поскольку апельсинов мне было жалко. А вот говорили довольно много. В основном, конечно, начальник. Я мычал в ответ. В стародавние времена довелось ему побывать в одной из стран Южной Америки в составе делегации по подписанию межправительственного соглашения. Супротивную сторону на подписании возглавлял потомок ещё тех идальго, которые крестом и мечом привели к покорности империи инков и прочих ацтеков. Важный и молчаливый.
На столе разложены два экземпляра договора. В папках из настоящей кожи, прошнурованные и пронумерованные листы. Витые красно-золотые шнурки шнуровки (пардон за тавтологию) опечатаны красным сургучом с оттиском герба Советского Союза.
На последней странице документа прописано: «От имени и по поручению Правительства Союза Советских и так далее», а также «От имени и по поручению Правительства Тримбабвийской растудыть Республики». Имён подписантов нет – они определяются каждой из сторон отдельно и оформляются дополнительными дипломатическими грамотами.
После традиционных реверансов наступает торжественный момент подписания. Золотое перо в правой руке, соответствующее важное выражение на морде лица, строгая поза и осанка, решительность в глазах. В воздухе радостная напряжённость и осознание величественности момента. И вот наш идальго наносит свою подпись. Сантиметров пять в длину с витиеватым росчерком. Аккурат под «От имени и по поручению Правительства Союза Советских и далее по тексту».
Мурашки по коже бегали, как табуны мустангов, видения ГУЛАГов и просто камер смертников в Бутырках или Матросской тишине менялись как в калейдоскопе. Идальго же превратился в истукан острова Пасхи. Виталий Николаевич очень хотел жить.
С улыбкой дипломата он поднялся, призывая к себе внимание всех истуканов в кабинете.
«Что требуется?» – кинулись к нему клевреты местного руководства.
Ответ был лаконичен: «Бутылку виски, отдельный кабинет и гладкий полированный стол. Полное уединение. Стакан не забудьте и ломтики лимона с серебряной вилочкой». Потом на мой вопрос, зачем, мол, к вискарю лимон с серебряной вилкой запросил, Виталий Николаевич ответил по-простецки – «Из вредности. Спесь хотел сбить. Достал меня этот чванливый идальго».
И это ему удалось. Во-первых, серебряной вилки не нашлось. Во-вторых, стакан был не гранёный. А, в-третьих, документ восстановлен.
Рассказывая этот эпизод из своей жизни, Виталий Николаевич потянулся рукой в область паха. Дело в том, что в форменных брюках советских офицеров имелся малюсенький кармашек, в левой части пояса. В части, где служил мой отец, это называлось «загашником», для заначки. Офицерские жены знали об этом кармашке, но берегли гордость мужей и в эту заначку не залезали.
Из потайного места была извлечена коробочка из-под вазелина. В ней – половинка лезвия «Нева», огрызочек карандаша «Кохинур», острозаточенный, шарик ластика.
«Это мой золотой и неприкосновенный запас», – пояснил шеф.
С помощью этих примитивных инструментов он срезал всю подпись. Подшлифовал ластиком, а затем отполировал ногтём большого пальца правой руки. Левой рукой в этом случае пользоваться нельзя. Не по феншую. Продолжительность работы – не менее половины бутылки виски.
Так было спасено подписание межправительственного соглашения. Справедливости ради надо отметить, что бумага, на которой печатались такого рода документы была плотной, почти ватманского качества. Срезать легче, чем с папиросной.
Как я сохранял секреты
На секретности все были в Организации помешаны. Каждый персонально отвечал за сохранность полученных документов. Если надо было с кем-либо поделиться документиком, то передача осуществлялась по реестру. Под роспись и на срок не более суток. При этом зачитывалась молитва: «Передаю тебе во временное пользование документ ОВ («особой важности», это почище сов.секретно), без росписи, на доверии. Если же по воле случая или в связи с происками враждебных сил ты, зараза, утратишь контроль за этим документом, то должен будешь немедленно прибежать ко мне и поставить свою роспись в реестре задним числом, дабы кары небесные и начальства пали не на мою голову, а на твою хитрую задницу. Аминь».
Утрата документа было делом чрезвычайным. Я боялся этого, поэтому раз в неделю доставал все свои бумаги и проверял их наличие.
Однажды один документ так и не был отыскан. Пошел каяться к начальству. Виталий Николаевич долго кряхтел, но ничего не говорил. Так и отправил меня ночевать, не сказав ни слова в упрёк. А на следующий день объявил, что вопрос закрыт. Что он сделал и как, я не знаю. Урок настолько пошёл впрок, что больше я промахов не допускал.
Еще один урок я наблюдал в качестве свидетеля. Жестокий урок.
Работал с нами в отделе Пашка. Небольшого росточка старший лейтенант. За глаза его называли «бандероль». Так говорили о работниках Организации, которые появлялись неожиданно. Обычно это были уже матёрые офицеры от майора до полковника. С солидными сроками службы и солидной же репутацией. Перед появлением в Организации их приглашали на «смотрины» и собеседования.
А бывали случаи, когда кадровики получали пакет, в котором находилось личное дело офицера и указание пристроить его на работу в Организацию. Секретная бандероль. И ничего ты тут поделать не мог.
Пашка был знаменит тем, что в младенческом возрасте напИсал на колени Де Голлю.
В начале пятидесятых его отец – работник системы подковёрной дипломатии, был в доверительных отношениях с президентом Франции. И как-то раз младенец Пашенька оказался на коленях у Де Голля со всеми вытекающими из него последствиями. По легенде, французский президент на это действо Пашеньки отреагировал с тонким юмором: «Алексей, ну это уже слишком». Мол тайная дипломатия – это семечки, а вот брюки в химчистку из-за этого засранца – це tropo.
И наша сермяжно-посконная офицерская масса не могла простить Пашке таких эскападов: старлей на месте полковника, все у него ладится и работает качественно, карьерные перспективы существуют, башка есть, вот ведь незадача, и еще Де Голля обоссал (пардон).
А тут еще Пашка пошел на курсы испанского языка, чтобы не только французским и венгерским владеть.
Разговор в кабинете.
– Где Павел?
-На испанском.
– Какой он Павел. Он теперь Пуэбло.
– Не Пуэбло, а Пуэблитто. (Намек на невысокий рост)
– Какой он Пуэблитто. Он Пуэбленышшшш. (Без комментариев).
И вот в один несчастный день кто-от прибирался в кабинете и сдвинул с места пишущую машинку «Оптима» (ах, какой же был надёжный агрегат). Она, как водится, стояла на толстом куске войлока, чтобы не стучать шибко. А под этим войлоком оказался листок копировальной бумаги, на котором четко прочитывался текст документа, изготовленный Пашкой. (Иногда можно было получать возможность изготавливать незначительные документы не в машбюро, а у себя в кабинете. С соблюдением определенных формальностей). Копирку Пашка забыл, замотался.
Началась операция по измывательству над ним.
Валера Третьяк мог не только виртуозно работать бритвой, но и подделывать почерк. Изготавливается «собачка»: «Прошу доложить». Подпись начальника. Прикрепляется к сложенной копирке и кладётся Пашке на стол.
Все замерли. Надо успеть, пока начальника нет.
Скрежещет кодовый замок, открывается дверь, летящей походкой врывается Пашка и сразу к своему столу. Стол, как водится со времен Глеба Жеглова, чист. За исключением крохотной детали – записка начальника и копирка. В кабинете тишина. Пашка сидит лицом к окну и спиной к нам всем. Спина каменеет. Буквально видно, как начинает работать мозг. Краснеет шея, движения сдержаны, как бы заморожены.
Медленно, всем телом, поворачивается к нам лицом. Он раскусил подначку, но никак не может выбрать правильный тон действий.
«Виноват», – выдавливает Пашка из себя. И этим мгновенно разряжает обстановку. Все сразу кидаются к нему с криками «Забей», «С тебя бутылка» и т.п. Потом все вместе пошли в сортир, где Пашка и сжёг эту треклятую копирку. Надо свернуть бумагу в трубочку, поставить на дно унитаза и зажечь сверху. Тогда и дыма мало и запаха горелой бумаги не чувствуется. Кстати, одной из присказок в сортире, куда набивались курить, было: «О-о. Кто-то опять совсекретный документ палил. Надо Петровича приглашать. Он по пеплу все восстановит». Петрович был уважаемым волкодавом из секретного отдела.
Как я готовил межправительственное соглашение
Обычно крупные и значимые документы готовились группой людей. Большой контракт, значимая страна и т.д. Я дослужился до уровня, когда мне вдруг дали вести несколько стран. Мертвяки. С которыми был один-два контракта, которые ни во что не выросли. Но в иерархической лестнице это был значимый шаг. Я решил сделать революцию и показать, в первую очередь самому себе, что что-то могу.
И вдруг на мою голову сваливается Гренада. Морис Бишоп приходит к власти на острове. Отменяется первый съезд уфологов мира, который собирался проводить предыдущий президент, начинается работа по выстраиванию отношений с СССР. Кубинцы ему в этом помогают.
Короче, Бишоп обращается с просьбой о помощи «молодой прогрессивно-настроенной революции» и прилагает перечень для допомоги. Приходит ПП с указанием разобраться и помочь (ПП – это Поручение Правительства). Поручается мне. Засучил рукава и начал. Согласование массы документов в той папке, которую я готовил, требовало личного посещения и обговаривания деталей с массой других организаций. Некоторые из этих шагов запомнились.
В списке просьбы была интересная позиция – ботинки кожаные на кожаном же низе. Берцы, короче говоря. Целых две тысячи пар. История по тем временам затратная – нужно время на изготовление. Поставщики мне это объяснили, но обрадовали, мол застряла у них именно такая партия в порту. Кто-то в последний момент отказался, и чтобы товар не гнил в порту, они мне с барского плеча это все отправят. Словом, обули меня буквально. Позже мне толковые сотрудники всё пояснили. Суть заключалась в том, что у негров в Гренаде размер ножонки начинается с 43-го номера. А ботиночки мне уступили лаосские. А там редко до сорокового размера кого раскармливают. Так что мои ботиночки могли прийтись впору только подрастающему поколению революционеров Гренады. Итак, соглашение я подготовил под ключ. На торжественную церемонию подписания меня не пригласили. Молод ещё. Не суть. Главное, что в документе были мои ошибки. И мог бы состояться скандал. Если бы Соглашение начало осуществляться.
Однако Бог хранил меня от грандиозного скандала. Правда, в иезуитской форме. Всевышний устроил шухер на Гренаде. Направил на остров американские авианосцы. Бравые янки за девять дней расколошматили всю революцию на Гренаде. Издалека, как водится, обстреляли все халупы и лодчонки. А заодно и порт, где наши работяги по просьбе Бишопа уже начали работы по расширению порта для наших ВМФ. Дядя Сэм осерчал, что в сфере его влияния появилась еще одна точка-заноза. Таковы были времена. А сейчас американцы пытаются нам не разрешать ковыряться в носу. Последние защитники береговой крепости Гренады, которую еще испанские конкистадоры воздвигли, та ещё Брестская крепость, в плен не сдались. Оставалось их девять человек. Двое были девицами нежного революционного возраста. Все – кубинцы-интернационалисты. И все, обернувшись кубинскими флагами, сиганули со стен крепости на скалы. Короче, все умерли.
Через пару месяцев после гибели Гренады меня пригласили в МИД и вручили экземпляры моего Соглашения. Один на русском, другой на английском языках. Это были гренадские экземпляры. Подписанные. Американцы вывернули на Гренаде всё наизнанку, а наши документы прислали в Москву. Ну не иезуиты ли?
Сдал документы в архив. Там еще мои отпечатки пальцев остались.
Первая попытка войти в историю у меня не удалась. А съезд уфологов на Гренаде так и не провели…
Как говорится, продолжение следует. Ожидаем новую порцию воспоминаний уже на следующей неделе. Так что вам будет чем заняться на карантине!
Подписывайтесь на ОрелТаймс в Google News, Яндекс.Новости и на наш канал в Дзен, следите за главными новостями Орла и Орловской области в telegram-канале Орёлтаймс. Больше интересного контента в Одноклассниках и ВКонтакте.
